Пасынки Гильдии - Страница 12

Разумнее бы подождать, пока пройдет процессия, а еще лучше не спешить до вечера. Но Аруз боялся, что Кудлатый вернется, догадавшись, что его обманули. Кудлатый – это вам не Щегол… да и не было от Жабьего Рыла никакого приказа насчет Кудлатого.

Наконец лохматая лошадка, такая же малорослая и крепкая, как ее хозяин, тронулась со двора. Когда телега проезжала мимо трактирщика, Аруз нагнулся и негромко, но отчетливо сказал в кучу мешков:

– Легкого тебе плавания, Щегол, да хозяина хорошего!

Толстяк не видел, как изменилась за его спиной чумазая мордашка беспризорника.

До сих пор мальчишка был уверен, что в телеге – какой-то невезучий горожанин, который протрезвится только на борту корабля. И что ему за дело до забулдыги, которого сейчас увезут к морю, в тайное убежище контрабандистов…

Но – Щегол?!

Такой веселый, смелый, приветливый!

Щегол, который при каждой встрече давал Чешуйке по медяку, а сегодня расщедрился на серебро!

Мальчишка сам не заметил, как ноги вынесли его за ворота вслед за телегой, медленно продвигающейся по запруженной народом улочке.

Нет, Чешуйке и в голову не пришло схватить за рукав первого встречного «крысолова» и закричать: «Вон там, под мешками – человек!» Беспризорник всегда помнил, на чьей он стороне в противостоянии стражи и трущоб.

Но – Щегол?!

Мальчишка бежал за телегой, и слезы закипали в его серых глазах.

В это время у Лунных Садов дважды пропел рог. Тут же сигнал подхватили другие рога, понесли дальше и дальше весть о том, что король вошел во второй храм.

А вскоре шествие вновь двинулось на запад. Гремела музыка, чинно выступали придворные и их жены в нарядах пышных и ярких, как розы дворцовых теплиц. Издали бросались в глаза парадные камзолы дворцовой стражи. Плыли над толпою три паланкина – золотой, черный, перламутровый. Шесть прекрасных всадниц, улыбаясь, бросали на носилки зерна, а в толпу медь. И дрались из-за монет веселые прохожие, и была эта драка частью праздника, а музыка все гремела и гремела, и мерно, чуть заметно покачивались над толпой паланкины с тремя правителями Гурлиана…

2

– Храм, безусловно, красив, – учтиво признал Рахсан-дэр, глядя на здание, украшенное развевающимися полотнищами и похожее на корабль под всеми парусами. – Ваш бог, повелевающий ветрами, несомненно им доволен. Но мы с Нитхой-шиу лишим себя удовольствия узреть его внутреннее убранство.

Сходную тираду Рахсан-дэр произносил еще у храма Того, Кто Колеблет Морские Волны, поэтому все только кивнули в ответ.

– Я вижу вывеску книготорговца, – продолжал вельможа. – Мы с Нитхой-шиу проведем там время с пользой. Ты с нами? – снисходительно обернулся он к Дайру.

Юноша просиял. В храм ему вход заказан, а в лавку одному соваться было неудобно.

– Вот и славно, – кивнул Шенги. – Да, если в толпе потеряем друг друга – встретимся в таверне «Лепешка и ветчина». Там и перекусить можно будет.

– Ну, мы-то с Нитхой-шиу не потеряемся! – обиделся старик.

* * *

Хозяин книжной лавки скучал в одиночестве и бранил себя за то, что не догадался запереть лавку в явно неприбыльный день. Ну, кого сегодня интересуют рукописи?

Поэтому появление пожилого наррабанца с девочкой-родственницей и со слугой торговец воспринял как дар судьбы и в знак уважения перешел на родной язык гостя. По-наррабански купец говорил бегло и правильно, чем сразу заслужил симпатию Рахсан-дэра.

На прилавок легли старинные свитки и более поздней работы бумажные книги. Хозяин понял, что ему повезло даже больше, чем он ожидал: гость оказался не высокомерным невеждой с тяжелым кошельком и пустой головой, а человеком, влюбленным в историю, запечатленную на пергаменте.

Сам торговец считал себя (и не без оснований) глубоким знатоком именно наррабанской истории и литературы, поэтому спор, вспыхнувший над прилавком, не имел ничего общего с вульгарным торгом. Книга – это вам не пучок петрушки в зеленном ряду.

– Да сожрут меня гиены, почтенный, если этот сборник стихов относится к году Летучей Рыбы Багрового Круга. У нас в Наррабане даже младенец, едва научившийся лепетать, скажет, что поэтический стиль «узор дождя» появился позже, в годы Белого Круга, когда творили великие Ракхад и Зарраш, да просияют их имена сквозь века внукам и правнукам нашим!

– О мой многоученый гость! Младенцу, едва научившемуся лепетать, простительна подобная ошибка. Но твои благородные седины красноречиво говорят о муд– рости. А потому взгляни на эти строки о строительстве Великого Канала. Разве имеется в виду не Бездонный Канал между реками Тхрек и Шерчи?..

Нитха, заскучав, отодвинулась к открытой двери. Оттуда виден был храм и идущие к нему прохожие – зрелище для нее куда более интересное, чем куски старого пергамента.

Вот толстая нарядная мамаша ведет двух малышей, а те норовят приотстать и за маминой спиною дать друг другу пинка.

Вот расфуфыренная, вся в лентах и кружевах девица идет, высоко подняв голову и не глядя по сторонам, а за нею торопится парень, забегает то справа, то слева, что-то говорит, но надменная красотка его не слушает. Поссорились, видно.

Вот два циркача с медведем на цепи, за ними – стайка счастливых ребятишек… Ну, тут уж девочка едва удержалась на пороге!..

Но вдруг впереди, там, куда стремились нарядные прохожие, возникло смятение, послышались крики… и Нитха увидела, как меж тревожно трепещущими полотнищами-«парусами» потянулись струи дыма.

– Дайру! – вскрикнула девочка и выбежала на улицу.

А почтенный наставник, забыв о вверенной его заботам знатной девице, спорил с торговцем о том, какой из наррабанских каналов тот самый, воспетый в стихах.