Пасынки Гильдии - Страница 37

Грязная ладошка просунула сквозь решетку лоскут чистого холста (ай да Чешуйка, небось оторвал от рубахи, вывешенной на просушку неосторожной хозяйкой!) и уголек:

– Пиши!

Все правильно. Какие еще письменные принадлежности можно раздобыть на здешнем побережье? Смышленый парнишка.

Пальцы, еще не очень послушные и отчаянно ноющие, сомкнулись на угольке.

На лоскуте уместится несколько слов. А больше и не нужно.

* * *

О Гарх-то-Горх, всесильный Отец Богов, почему ты позволил своим детям сотворить столько никчемных заморских земель? Почему бы тебе не ограничиться Наррабаном?

Злобный чужой город, который топорщится неуклюжими, громоздкими домами и гудит от чужой речи, проглотил дитя наррабанского Светоча! Проглотил царственного ребенка, ненавистный дракон, и отдавать не желает!

«Отец Богов, спаси и сохрани юную Нитху-шиу, возьми жертвой за нее жизнь Рахсана, нерадивого слуги своего повелителя! Жизнь никчемного старого пса, который не устерег вверенную ему драгоценность!»

Рахсан-дэр метался из переулка в переулок, вставал на пути у прохожих, от волнения вставлял в речь наррабанские слова. От него шарахались и убегали, реже – отвечали, но ответы не давали надежды и отрады.

Некоторое время за ним хвостом таскались двое оборванцев, привлеченные нарядной одеждой вельможи. Но, пошушукавшись, все же не решились тронуть этого странного старика с двумя кривыми саблями за поясом.

Неподалеку от Старого Рынка наррабанского вельможу остановил патруль – как раз из-за сабель. Другого бы скрутили и без разговоров уволокли в городскую тюрьму, но богатая одежда и явно не гурлианский вид старца заставили стражу быть почтительнее. Командир поинтересовался: по какому праву господин ходит по городу с оружием?

Рахсан-дэр извлек из кожаного мешочка на поясе свое главное достояние: украшенный печатями цветного сургуча пергамент, на коем рукой Светоча было изъявлено повеление любому встречному содействовать Рахсан-дэру, посланному для свершения дела, великого в очах богов и Светоча.

Стражники не читали по-наррабански, но пергамент выглядел солидно, а старец – уверенно.

Рахсан-дэр поставил стражников в известность, что с этого мгновения они обязаны, отложив прочие дела, разыскивать пятнадцатилетнюю девочку, смуглую, черноволосую и кареглазую, в пестром платье и алом покрывале с серебряными цветами.

Стражники ушли, покачивая головами и негромко переговариваясь. Рахсан-дэр вскользь подумал, что эти люди, должно быть, сочли его безумцем. И тут же забыл о них.

Он и впрямь был близок к безумию. В глазах плыли бесчисленные заборы, ограды, стены, двери с нанесенными на них нелепыми рисунками. Рахсан-дэр заподозрил, что ходит по кругу. Помянув Гхуруха, наррабанец заставил себя сосредоточиться и свернул в ближайший переулок.

Нет, здесь он точно не был.

Легкая (но явно прочная) решетка отделяла от улицы чистенький дворик… нет, не так: она отделяла от горластого и буйного города крошечный мирок уюта и спокойствия.

У решетки на удобной скамье восседал благообразный ухоженный старичок, с удовольствием созерцающий маленькую клумбу с поздними цветами.

Старик поднял выцветшие приветливые глаза на невозмутимого наррабанца – и Рахсан-дэр почувствовал, как на его измученную душу снисходит покой.

Эти голубые, чуть слезящиеся глаза взирали на мир благожелательно и спокойно. В них не было желания куда-то бежать, с кем-то драться, чего-то требовать. Человек просто жил, пробуя на вкус каждое из отпущенных ему мгновений и оставаясь ими доволен.

– Мир тебе, о хозяин этого дома! – поклонился старцу Рахсан.

– И тебе мир, добрый путник! – охотно откликнулся старик.

– Плохие дела творятся сегодня в твоем городе.

– Сегодня? Я вижу такое не впервые и давно ничему не удивляюсь. Шум, крики, злоба – все это проходит. Время течет сквозь нас.

– Ты воистину мудр, – кивнул Рахсан. – Мы малы, вселенная огромна. Она не замечает нас.

Оба старца помолчали, наслаждаясь глубоким взаимным пониманием.

Но злая действительность волчицей ворвалась в светлый круг спокойствия, вцепилась в сердце бедного Рахсана.

– Да будет долгой и мирной твоя старость… скажи, не проходила ли сегодня мимо твоего дома девушка лет пятнадцати – смуглая, черноволосая, в пестром платье… еще покрывало приметное – алое, с серебряными лилиями…

Старик не лгал: он действительно ничему уже не удивлялся. Ответил предупредительно и ровно:

– Я видел сегодня черноволосую девушку в подобном покрывале. Она проехала мимо моего дома верхом на медведе. Ее сопровождал тролль с дубиной. И еще мужчина, у которого из штанов торчал песий хвост.

Рахсан-дэр оскорбленно вскинул голову, расправил плечи.

Так ошибиться в человеке!..

– Да прибудет тебе столько добра и здоровья, сколько правды в твоих словах! – сухо бросил он, резко обернулся и, не оглядываясь, зашагал прочь.

Выцветшие голубые глаза ласково смотрели ему вслед.

«Какую славную встречу подарили мне Безымянные! – думал старик. – Этот наррабанец – мудрый человек, чуткий собеседник, видящий суть вещей, к тому же воспитанный и учтивый. Только почему он поблагодарил меня таким желчным тоном?»

* * *

Едва шествие возвратилось во дворец, принц, не сказав никому ни слова, удалился в свои покои быстрой, упругой походкой человека, которому есть куда спешить. Король его не остановил, не до того было. Впоследствии Зарфест понял свою ошибку.

А не до того было королю, потому что на него обрушилось еще одно скверное, тяжелое известие: одновременно с семью городскими храмами загорелось и восьмое святилище, дворцовое. Огонь быстро потушили, но три женщины, что были там во время пожара (две дамы и служанка), до сих пор не могут успокоиться.