От возмущения Шенги лишился дара речи. Да, он на многое готов ради своих ребятишек, но лгать Гильдии…
– Ну, не сердись, сынок, не сердись, – правильно истолковал его молчание Лауруш. – Я ж понимаю, ты за своих мальков переживаешь. Когда я вас с Ульнитой проводил на испытание – сердце прихватило. В первый раз, между прочим. С того дня у меня с сердцем нелады и начались… Ты помнишь, куда вас отправил этот гад Шаушур?
По лицу Шенги скользнула вымученная усмешка.
– Мстил за пиявок-вонючек. И сегодня, наверное, тоже. Очень, очень хорошая память.
Лауруш обрадовался поводу сменить тему разговора.
– А вот у тебя память плохая. Даже забыл сводить старого учителя в «Ржавый багор».
Шенги виновато хлопнул себя по лбу:
– Ну я свинья!
И в самом деле, упрекнул он себя, есть вещи, о которых забывать нельзя. То, что он, приезжая в Аргосмир, каждый раз приглашает учителя посидеть в «Ржавом багре», – это не просто добрая традиция старых друзей. Это напоминание самому себе о том дне, когда закончилась одна его жизнь и началась другая. О дне, когда бездомный воришка на припортовом рынке цапнул кошелек с пояса случайного прохожего – и в ужасе задергался, пытаясь вырваться из железной хватки. Но сильная рука жестко держала его запястье. И мальчишка сдался, обмяк, повис, поджав ноги к животу и прикрывая свободной рукой голову: пусть бьет, лишь бы к стражникам не волок…
Но прохожий поволок его не к стражникам, а в «Ржавый багор».
И сидели они рядышком в полупустой таверне – взрослый мужчина ближе к выходу, чтобы мальчишка не сбежал. А тот, хоть и уплетал из глубокой глиняной миски потрясающе вкусную кашу с мясной подливой, но все же не терял настороженности и пару раз попытался нырнуть под стол и сбежать. Но каждый раз рука странного незнакомца удерживала его на месте с цепкой точностью кошачьей лапы, накрывающей пойманного мышонка.
Он и чувствовал себя пойманным мышонком – до того мгновения, когда над ним прогремели немыслимые, невероятные слова: «Сделать, что ли, из тебя Подгорного Охотника?..»
Шенги заставил себя улыбнуться:
– А вот сейчас и пойдем. И правда, чего в окно пялиться да за этих паршивцев переживать?
Северная башня хмуро гляделась в спокойную морскую гладь. А с ее верхней площадки не менее хмуро обозревал окрестности часовой.
Ему давно надоело таращиться на южный берег, где у пристани шла разгрузка двух купеческих кораблей. Что там интересного, в этой муравьиной цепочке грузчиков с тюками на плечах?
Но с северной-то стороны все еще скучнее: сплошная дикая смородина! Ближе к башне кусты, понятно, вырублены, чтоб враг незаметно не подкрался, но дальше – гибкие волны ветвей танцуют под злым ветром.
Ха! Враг! Какой еще враг среди бела дня попрет на береговые катапульты, на натянутую под водой цепь? Конечно, для порядка-то часовые нужны… и хорошо, что нужны: работа легкая: жалованье неплохое… Но до чего же скучно! Как хочется спать!
Часовой отвел усталые глаза от блестящей поверхности моря, лениво обернулся к горному склону, подошва которого тонула в зеленом прибое листвы.
И тут же сон слетел с него, как слетает шапка от крепкой затрещины. Жизнь вновь стала яркой и интересной, а служба показалась лучшей на всем белом свете.
У дверей башни стояли две женщины и мужчина. Часовой позорно проворонил их появление, но это было не важно: мужчину знал весь гарнизон, а о роде занятий его спутниц легко было догадаться.
Часовой подошел к самому краю невысокой каменной ограды, окаймлявшей смотровую площадку, и попытался получше разглядеть девок. Да что сверху разглядишь-то? У одной на голове яркий платок, у другой русые волосы по плечам – вот и все. Но вроде на этот раз Рябой приволок новых девчонок. Хорошо бы свеженьких, не затрепанных…
Рожа часового расплылась в улыбке от уха до уха.
Такая же нагловато-предвкушающая улыбочка сияла в этот миг на физиономии десятника Нуршиса, который разглядывал в смотровое окошко нежданных, но приятных гостей.
По Рябому Нуршис лишь скользнул взглядом – больно нужен ему этот Рябой! А вот девочки – это интересно! Одна смешная такая, курносая, похожа на переодетого мальчишку. Но взгляды на смотровое окошечко бросает совсем не мальчишеские! Вторая – высокая, стройная, русоволосая – робко отступила за плечо Рябого. Видно, не привыкла еще, стесняется… какая прелесть!
– Чего там? – окликнул Нуршиса от входа в караулку Комель – командир второго десятка.
– Рябой явился. С букетом цветов, – откликнулся Нуршис, не отводя глаз от смотрового окошечка. Но и не оборачиваясь, не глядя на распахнутую дверь караулки, понял, что парни бросили опостылевшие костяшки и притихли, вслушиваясь в беседу командиров.
– Ну раз он с букетом, так нечего его томить под дверью, – добродушно откликнулся Комель. – Эй, лодыри, двое сюда – снять засов!.. Я сказал, двое, а не целый табун!
Двое стражников вынули из пазов тяжелый брус, заменявший засов.
Рябой первым шагнул через высокий каменный порог – уверенно, как к себе домой.
– Эй, защитнички, соскучились? Гляньте, какие красавицы согласились зайти к вам в гости! Вот эту зовут Птаха, а эту – Ферлисса.
Нуршис ощутил горячий прилив желания. Краешком сознания промелькнула мысль: а чего он так загорелся? Бабы как бабы! Вот сменится с дежурства – куда слаще себе кралю подыщет!
Видно, действовали на мужчин эти серые стены из дикого камня, эти крохотные оконца, эта массивная дверь с увесистым засовом, который стражники сейчас прилаживали на место. Словно ты брошен в тюрьму – и никогда больше не увидишь ни солнца, ни женщин…